В девяностые много говорили о сталинской архитектуре, и вообще об архитектуре советской. Широко известен вывод тогдашних исследователей о «тоталитарной» сути архитектуры сталинизма.
Стоит сразу же отметить, что в реальной жизни рассмотрение искусства тоталитарных режимов невозможно без исследования национальной специфики и предшествующей культуры страны.
Неоднозначен также довод в пользу того, что искусство тоталитарных стран было полностью ретроградским, и никак не соприкасалось с искусством «свободных» стран. Стоит написать о нескольких фактах, которые не совсем соответствуют этим убеждениям.
Во-первых, не все режимы создали некое подобие «социалистического реализма» в живописи, не говоря уже о «неоклассике» в архитектуре.
Сложно говорить о каком либо радикальном изменении искусства в Японии, во Вьетнаме тех же самых рабочих стали изображать в том же стиле, в котором веками изображали рыбаков, пейзажи и всё тех же самых крестьян. О классической архитектуре этих стран говорить даже странно.
Во-вторых, современная архитектура присутствовала в разных странах социализма длительные периоды до начала правления Сталина и после его смерти. При этом период господства рационализма в общем был даже больше, чем период неоклассицизма.
В третьих, говоря об отчуждении неоклассики и соответствовавшего ему соцреализма от искусства мира в целом, не следует забывать, что доктрины соцреализма были приняты в СССР во времена так называемого «возвращения к порядку».
Первая мировая война охладила пыл многих революционеров от искусства. Пикассо и некоторые фовисты снова обратились к классике, в Италии неоклассицизм принял странные, но, всё же, близкие к ренессансным формы.
Художники поняли, что дальнейший курс на построение утопии, основанной на насилии и полной уверенности в безальтернативной истине, приведут человечество к гибели. Именно в этом неоклассицизме и следует искать корни социалистического сталинского ампира.
В-четвёртых, несмотря на то, что авангард был запрещён в СССР, стоит отметить, что сами диктаторские режимы двадцатого века – плоть от плоти авангардного мышления.
Советское общество не отказывалось от построения нового мира, создав ретроградное искусство, оно просто строило этот новый мир в старом стиле, но сама утопичность мышления указывает именно на авангардную суть режима.
И, наконец, в-пятых, следует отметить, что неоклассицизм был не настолько далёк от искусства капитализма. Идеологически – да, далёк, но не по форме. Сталинские годы между мировыми войнами пришлись на расцвет ар – деко, а это, по сути, эклектичный стиль, в котором было достаточно много классического, равно как и цитат из более древних цивилизаций, чем греки.
Советские художники, попав на Запад во время международных выставок, поражались похожим чертам в социалистическом неоклассицизме и западном «деко». Не говоря уже о том, что в двадцатом веке шло строительство неоклассических правительственных зданий в США, а одна из крупнейших женщин – декораторов первой половины века Дороти Дрейпер творила в стиле, включавшем в себя множество неоклассических элементов. А её двоюродная сестра, создававшая интерьеры Белого дома — и вовсе в неоклассике.
Всё это, однако, не отменяет жёсткой цензуры по признакам стиля и манеры в СССР, множество мелких правил, свойственных для этого режима. Архитекторы тридцатых годов, в отличие от архитекторов НЭПа, практически не имели собственного голоса, исполняли инструкции, у них отсутствовало сознательное развитие почерка, в прошлом свойственное Мельникову, Щусеву, Щуко и другим.
История советской архитектуры и дизайна интерьеров начиналась очень трудно. Сразу после Революции почти никто ничего не строил. В это время архитекторы и дизайнеры – авангардисты взялись за непосильную задачу – создание дешёвого жилья, доступного даже при массовой нищете и голоде.
ВХУТЕМАС во множестве представлял проекты инновационной складной мебели для тесных помещений, типа кровати, задвигающейся в стену или механических шкафов, в которых человек, нажав на определённую кнопку, получал вешалку с определённым предметом одежды. К сожалению, до простых людей этот дизайн так и не дошёл.
В архитектуре же наметилась важнейшая для двадцатого века тенденция – видеть в каждом помещении функцию, и делать всё для удобства и рациональности. Этот урок, хорошо известный, выученный архитектурой со времён Макинтоша, был совершенно забыт в сталинскую эпоху.
Основными же предметами приложения усилий архитекторов во времена Революции стали киоски, трибуны, парадное оформление праздников. Во всём этом были видны черты, заимствованные у Малевича и Родченко.
Смелое сочетание геометрических форм было основой для создания этих зданий и предметов. Архитекторы конструктивизма совершили (или почти совершили) невозможное.
Советские фабрики – кухни были по сути зданиями, в которых производство пищи ставилось на конвейер, чтобы не отнимать драгоценные годы и годы жизни у простых женщин, производя пищу за них. А это и сегодня предел мечтаний!
Однако совершенно противоестественное для человека стремление сделать всю жизнь «коллективной», пренебрежение личным пространством, сделало жизнь в таких зданиях невыносимой. Перевоспитать людей не удалось…
В ту эпоху расцвёл талант Мельникова. У него что ни здание — то смелая архитектурная мысль. Например, пространство сцены в клубе им. Русакова должно было менять свою конфигурацию, и служить как для театра, так и для лекций. Выдвигались идеи создания универсальной театральной сцены, подходящей для всех представлений. И это не говоря об одном из первых в мире круглых домов, созданном этим архитектором.
Всё закончилось настолько неожиданно, что никто даже не успел опомниться. Во время проектирования здания Дворца Советов (так и нереализованного) внезапно начал набирать вес неоклассицизм. Стали говорить, что «колонны нам нужны».
Однако многие сопротивлялись изо всех сил, до последнего старались создавать что – то новое и индивидуальное вместо буквального повторения старых образцов.
Во многом повлияли на советских архитекторов французские утописты – мегаломаны, у которых была заимствована работа с крупными геометрическими формами.
Вместо круглых колонн архитекторы в Библиотеке имени Ленина создали квадратные, никогда доселе не встречавшиеся в подлинной классике. Но потом и этот период кончился также неожиданно и бесславно.
После разоблачения культа личности снова вернули рационализм. Но, если в своё время теоретики сталинского ампира критиковали своих противников за аскетичность и скупость выразительных средств, то новый рационализм был скуп в квадрате.
В качестве внешнего декора в основном использовались лишь мозаики, и именно они сегодня являются главным достоянием эпохи, требующем сохранения.
Спустя тридцать лет с момента крушения Советского Союза с печалью можно констатировать, что в России появилось не так много нового.
Действительно современная и оригинальная архитектура даже в Москве – редкость, в основном же на огромном пространстве страны доживает свой век чуть более эстетичная форма рационализма, в то время как многие владельцы частных домов повторяют устаревшие классические формы, причём часто безвкусно.
История тоталитарной архитектуры нашего прошлого доказывает, что, строго говоря, никакой тоталитарной архитектуры попросту не существует, она может быть разной, такой же разной, как и причудливое мышление сталинских идеологов, каждый день менявших «одобрям» на «осуждам» и наоборот.
